Андрей Ведяев добавил 5 новых фото.
ПАВЛИК МОРОЗОВ
Оклеветанный герой
29 октября 2015 года Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин подписал Указ о возрождении пионерской организации. Когда-то она носила имя вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Но прошли годы, и сами пионеры уже стали легендой, и особенно один из них – Павлик Морозов. Его светлый образ как бы взывает к нам из своего униженного и оболганного прошлого, взывает о помощи…
Мало на свете детских имен, так бессовестно оплёванных лживыми работниками яковлевско-ельцынского инфо-конвейера. Обыкновенно фальсификаторы посягают на взрослых. В отечественной истории по степени оболганности рядом с Павликом вспоминается разве что невинно убиенный святой Царевич Димитрий. В разгар перестроечной истерии так называемые идеологи, подпущенные к долларовой кормушке, всякие Коротичи, Альперовичи и Солженицыны, старались выбить любовь к Родине именно из молодёжи, поскольку «цель империализма – это превращение человека в животное, кровожадное животное, предназначенное для резки, убийств, уничтожения, вплоть до уничтожения даже самого образа революционера» (Че Гевара, 1964).
Павлик Морозов мой земляк. Он родился в селе Герасимовка, что в 60 км от Тюмени. Я учился в Тюмени до 2-го класса и имел возможность узнать о своих земляках немало, поскольку мой отец начинал службу в Управлении КГБ по Тюменской области. Среди наших земляков разведчик Николай Кузнецов, который родился в с. Зырянка – а в соседнем селе жила семья моего деда. В селе Покровское в 80 км от Тюмени родился Григорий Ефимович Распутин, к которому моя биография также имеет отношение – но это отдельный рассказ. Ну и, наконец, в селе Ожогино в 60 км от Тюмени родился начальник внешней разведки в 1939-1946 гг. Павел Михайлович Фитин.
Тела Павлика Морозова и его 8-летнего брата Фёдора были найдены в лесу 2 сентября 1932 года. Первый акт осмотра тел сообщает, что «Морозов Павел лежал от дороги на расстоянии 10 метров, головою в восточную сторону. На голове надет красный мешок. Павлу был нанесён смертельный удар в брюхо. Второй удар нанесён в грудь около сердца, под каковым находились рассыпанные ягоды клюквы. Около Павла стояла одна корзина, другая отброшена в сторону. Рубашка его в двух местах прорвана, на спине кровяное багровое пятно. Цвет волос — русый, лицо белое, глаза голубые, открыты, рот закрыт. В ногах две берёзы (…) Труп Федора Морозова находился в пятнадцати метрах от Павла в болотине и мелком осиннике. Федору был нанесён удар в левый висок палкой, правая щека испачкана кровью. Ножом нанесён смертельный удар в брюхо выше пупка, куда вышли кишки, а также разрезана рука ножом до кости».
К этому времени отец Павлика Трофим, этнический белорус из столыпинских переселенцев, был осужден на 10 лет и отбывал срок на строительстве Беломорканала. Отсюда появился миф, что посажен он был якобы по доносу Павлика. Это полнейшая ложь, поскольку, став председателем Герасимовского сельсовета, Трофим бросил семью (жену Татьяну с четырьмя детьми) и стал сожительствовать с женщиной, жившей по соседству — Антониной Амосовой. По воспоминаниям учительницы Павлика, отец его регулярно пил и избивал жену и детей как до, так и после ухода из семьи. Дед Павлика сноху также ненавидел за то, что та не захотела жить с ним одним хозяйством, а настояла на разделе. Со слов брата Павлика Алексея, отец «любил одного себя да водку», жену и сыновей своих не жалел, не то что чужих переселенцев, с которых «за бланки с печатями три шкуры драл». Так же к брошенной отцом на произвол судьбы семье относились и родители отца: «Дед с бабкой тоже для нас давно были чужими. Никогда ничем не угостили, не приветили. Внука своего, Данилку, дед в школу не пускал, мы только и слышали: „Без грамоты обойдешься, хозяином будешь, а щенки Татьяны у тебя батраками“».
Трофим Морозов был арестован 26 ноября 1931 года и осуждён на 10 лет за то, что «будучи председателем сельсовета, дружил с кулаками, укрывал их хозяйства от обложения, а по выходе из состава сельсовета способствовал бегству спецпереселенцев путём продажи документов». Ему вменялась выдача поддельных справок раскулаченным об их принадлежности к Герасимовскому сельсовету, что давало им возможность покинуть место ссылки.
В 1932 году в обвинительном заключении по делу об убийстве Морозовых следователем Елизаром Васильевичем Шепелевым было записано, что «Павел Морозов подал заявление в следственные органы 25-го ноября 1931 года». Дружинин (Альперович) квалифицирует это как донос. Однако в интервью журналисту Веронике Кононенко и старшему советнику юстиции Игорю Титову следователь Шепелев заявил: «Не могу понять, с какой стати я всё это написал, в деле нет никаких подтверждений, что мальчик обращался в следственные органы и что именно за это его убили. Наверно, я имел в виду, что Павел дал показания судье, когда судили Трофима... Выходит, из-за моих неточно написанных слов мальчишку теперь обвиняют в доносительстве?!»
По результатам журналистского расследования Евгении Медяковой, опубликованном в журнале «Урал» в 1982 году, было выяснено, что Павел Морозов к аресту отца ПРИЧАСТЕН НЕ БЫЛ. 22 ноября 1931 года на станции Тавда был задержан некто Зворыкин. У него были обнаружены два чистых бланка со штампами Герасимовского сельсовета, за которые, по его словам, он отдал 105 рублей. В справке, приложенной к делу, сказано, что перед арестом Трофим был уже не председателем сельсовета, а «приказчиком Городищенского сельпо». Медякова также пишет, что, «в Тавду и Герасимовку не раз поступали запросы со строительства Магнитогорска, со многих фабрик, заводов и колхозов о том, действительно ли граждане (ряд фамилий) являются жителями Герасимовки». Следовательно, началась проверка обладателей фальшивых справок. «И самое главное - показаний мальчика в следственном деле Медякова не обнаружила! Показания Татьяны Семёновны (матери Павлика – А.В.) есть, а Павлика - нет! Ибо никаких "заявлений в следственные органы" он не делал!» Павел лишь присутствовал вместе с матерью на суде, пытался даже выступить, но был остановлен судьей ввиду малолетства.
Трофим Морозов, будучи в заключении, участвовал в строительстве Беломорско-Балтийского канала и, отработав три года, вернулся домой с орденом за ударный труд, а затем поселился в Тюмени. Мать же Павлика после убийства двух сыновей покинула село и после Великой Отечественной войны поселилась в Алупке с еще одним своим сыном Алексеем. Там их в 1979 году разыскал некий Лезинский (впоследствии уехавший в Израиль). Вот что рассказывала ему мать Павлика: «Мне уже восемьдесят годочков стукнуло, не помню, что вчера было, а то далекое занозилось в башке... Голодала Россия. “Нету хлеба у населения, сами голодаем!” — рапортовал председатель Трофим Морозов. Ему верили... Трофим Морозов — отец Павлика — был председателем сельсовета. Бывало, нажрется самогону и давай орать на всю округу: “Я тут власть советская. Я тут бог, закон и воинский начальник! Ишь, чего захотели — хле-буш-ка! Нетути-и, и весь сказ!” А хлебушек был: прятали его кулаки по ямам разным да укромным местам, и никому бы из пришлых в жизнь не найти. Объявил Павлуша тогда войну отцу и кулакам: только уполномоченные в деревню, а Павлик со своим пионерским отрядом тут как тут. И точно — все расскажет и покажет, где какой мироед зернышко припрятал... Возненавидел сына Трофим Морозов. Приходит он однажды домой, приносит бутыль самогона и кус сала. Зажарила я на сковороде и ставлю закуску на стол. Позвала Павлушу. Трофим наливает стакан самогону и подносит Павлику: “Пей!” Павел отстраняет стакан: “Коммунисты не пьют!” Берет Трофим сковороду и салом кипящим в лицо сыну плещет... Кожа враз лоскутьями пошла. Закричала я. А он огрел меня кулачищем — враз памярки отбил. Пришла в себя, плачу, а Павлуша меня успокаивает: “Не плачь, родненькая, мне ни чуточки не больно, заживет...” У Трофима, как у председателя, все печати сельсоветские хранились, и стал он кулакам за большие деньги бумаги государственные выписывать... Арестовали Трофима Морозова, дали десять лет строгого режима, а мы остались жить в деревне. Зачем остались! Бежать надобно было подальше от этих мест: знала же, не простят Морозовы ничего моему Павлу... Позже призвал дед Сергей Морозов одного своего внука Данилу — тому уже за двадцать было — и ставит перед ним вопрос: “Сможешь порешить Пашку? Дам тебе бутылку водки и три метра красной материи на рубаху”. Тот и согласился. И вот позвала как-то моя свекровь Павлушу по клюкву. С ними и братишка меньшой, Федюшка, увязался... Завела Морозиха внуков в лес, а там дед Сергей да внук Данила давай ребятенок ножами полоскать... После суда над убийцами я вроде сознанием тронулась и слегла в больницу. А когда отлечилась, встретил меня Алексей Горький и по Москве стал водить, места хорошие показывать — от тяжких дум отвлечь старался. А у меня все мысли с детьми; как им в сырой земле лежится? Как могилку прибрали? Утешал меня Алексей Максимович: “Поставим мы вашему сыну лучший памятник, и имя его никогда не будет забыто...”»
После ухода отца к другой женщине на Павлика Морозова свалились все заботы по крестьянскому хозяйству - он стал старшим мужчиной в семье Морозовых, кормильцем. О бедности в селе Герасимовка первая учительница Павлика Л.П. Исакова вспоминала: «Школа, которой заведовала, работала в две смены. О радио, электричестве мы тогда и понятия не имели, вечерами сидели при лучине, керосин берегли. Чернил и то не было, писали свекольным соком. Бедность вообще была ужасающая. Когда мы, учителя, начали ходить по домам, записывать детей в школу, выяснилось, что у многих никакой одежонки нет. Дети на полатях сидели голые, укрывались кое-каким тряпьем. Малыши залезали в печь и там грелись в золе. Организовали мы избу-читальню, но книг почти не было, очень редко приходили местные газеты. Некоторым сейчас Павлик кажется эдаким напичканным лозунгами мальчиком в чистенькой пионерской форме. А он из-за бедности нашей эту форму и в глаза не видел, в пионерских парадах не участвовал и портретов Молотова, как Амлинский, не носил, и “здравицу” вождям не кричал». Вынужденный обеспечивать семью в таких тяжёлых условиях, Павел тем не менее неизменно выказывал стремление учиться. Со слов его учительницы: «Очень он стремился учиться, брал у меня книжки, только читать ему было некогда, он и уроки из-за работы в поле и по хозяйству часто пропускал. Потом старался нагнать, успевал неплохо, да еще маму свою грамоте учил…»
У Павлика были очень сложные отношения с родственниками отца. М.Е. Чулкова описывает такой эпизод: «…Однажды Данила ударил Павла оглоблей по руке так сильно, что она стала опухать. Мать Татьяна Семёновна встала между ними, Данила и ее ударил по лицу так, что изо рта у нее пошла кровь. Прибежавшая бабка кричала:
— Зарежь этого сопливого коммуниста!
— Сдерем с них шкуру! — орал Данила…»
2 сентября мать Павлика уехала в Тавду продавать теленка, а 3 сентября Павел и Федор пошли в лес за ягодами и не вернулись. Вскоре их нашли зарезанными. Средний сын Алексей рассказал, что 3 сентября он видел, как Данила очень быстро шел из леса, и за ним бежала наша собака. Алексей спросил, не видел ли он Павла и Федора, на что Данила ничего не ответил и только засмеялся. Одет он был в самотканые штаны и черную рубаху — это Алексей хорошо запомнил. Именно эти штаны и рубаху нашли у Сергея Сергеевича Морозова во время обыска. Мать Павлика вспоминает, что 6 сентября, когда зарезанных детей привезли из леса, бабка Аксинья встретила её на улице и с усмешкой сказала: «Татьяна, мы тебе наделали мяса, а ты теперь его ешь!»
Павел и Фёдор Морозовы были похоронены на кладбище села Герасимовка. На могильном холме был поставлен обелиск с красной звездой, а рядом врыт крест с надписью: «1932 года 3 сентября погибши от злова человека от острого ножа два брата Морозовы - Павел Трофимович, рождённый в 1918 году, и Фёдор Трофимович».
Версия обвинения и суда была следующая. 3 сентября «кулак» Арсений Кулуканов, узнав об уходе мальчиков за ягодами, сговорился с пришедшим к нему в дом Данилой Морозовым убить Павла, дав ему 5 рублей и попросив пригласить для убийства также Сергея Морозова, «с которым Кулуканов раньше имел сговор». Вернувшись от Кулуканова и закончив бороньбу (то есть боронование, рыхление почвы), Данила отправился домой и передал разговор деду Сергею. Последний, видя, что Данила берёт нож, ни слова не говоря вышел из дому и отправился вместе с Данилой, сказав ему: «Идём убивать, смотри не бойся». Найдя детей, Данила не говоря ни слова, вынул нож и ударил Павлика. Федя бросился бежать, но был задержан Сергеем и также зарезан Данилой. «Убедившись, что Федя мёртв, Данила вернулся к Павлу и ещё несколько раз ударил его ножом».
На суде Данила Морозов признал все обвинения. Сергей Морозов держался противоречиво, то сознаваясь, то отрицая вину. Все остальные обвиняемые вину отрицали. Главными уликами являлись хозяйственный нож, найденный у Сергея Морозова, и окровавленная одежда Данилы. Официальная версия обвинения была изложена в статье Виталия Губарева в «Пионерской правде».
Решением Уральского областного суда в убийстве Павла Морозова и его брата Фёдора признаны виновными их собственный дед Сергей (отец Трофима Морозова) и 19-летний двоюродный брат Данила, а также бабушка Ксения (как соучастница) и крёстный отец Павла — Арсений Кулуканов, приходившийся ему дядей (в качестве деревенского «кулака» — как инициатор и организатор убийства). После суда Арсений Кулуканов и Данила Морозов были расстреляны, восьмидесятилетние Сергей и Ксения Морозовы умерли в тюрьме. В соучастии в убийстве был обвинён и другой дядя Павлика, Арсений Силин, однако в ходе суда он был оправдан.
В 1987 году в разгар «перестройки» писатель Юрий Израилевич Альперович (Дружников) выпустил в Великобритании книгу «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова», в которой многие обстоятельства, связанные с жизнью Павлика Морозова, объявляются «искаженными пропагандой» и спорными. В частности, Дружников подвергает сомнению то, что Павлик Морозов был пионером. Дружников утверждает, что, дав показания против отца, Павлик заслужил в деревне «всеобщую ненависть» и его стали звать «Пашка-куманист». Автор предполагает, что на суде мать Павлика давала показания, чтобы отомстить бросившему её мужу и, припугнув, вернуть его в семью. По версии Дружникова, убийство являлось результатом провокации ОГПУ, организованной с участием помощника уполномоченного ОГПУ Спиридона Карташова и двоюродного брата Павла — осведомителя ОГПУ Ивана Потупчика. В связи с этим автор описывает документ, который, по его утверждению, он обнаружил в материалах дела № 374 (об убийстве братьев Морозовых). В итоге, по мнению Юрия Израилевича, «расстрел невиновных (!) в ноябре 1932 года был сигналом к массовой расправе над крестьянами по всей стране».
Ему вторит Галина Вишневская, жена музыканта Растроповича: «И появляется достойнейший образец для подражания — двенадцатилетний предатель Павлик Морозов, „геройски павший в классовой борьбе“, удостоенный за своё предательство памятников, портретов, прославленный в песнях и стихах, на которых будут воспитываться следующие поколения. Павлик Морозов, которого и сегодня миллионы советских детей славят за то, что он донёс на собственного отца и деда. Как в гитлеровской Германии учили немецких детей доносить на своих родителей, так и у нас в России начали сознательно воспитывать поколение стукачей, уже начиная со школы».
После выхода книги Дружникова-Альперовича с резкой критикой этого литературного пасквиля в газете «Советская Россия» и журнале «Человек и закон» выступила Вероника Кононенко, оценив книгу Дружникова как клеветническую и полную собранных обманным путём подтасованных сведений. В подтверждение этого она процитировала письмо от Алексея Морозова, родного брата покойного Павла Морозова, согласно которому учительница Павла З.А. Кабина за искажение своих воспоминаний хотела подать на Дружникова-Альперовича в международный суд. Вот отрывок из опубликованного Вероникой Кононенко письма Алексея Морозова, родного брата Павла: «Что за судилище устроили над моим братом? Обидно и страшно. Брата моего в журнале назвали доносчиком. Ложь это! Павел всегда боролся в открытую. Почему же его оскорбляют? Мало наша семья горя перенесла? Над кем издеваются? Двоих моих братьев убили. Третий, Роман, пришел с фронта инвалидом, умер молодым. Меня во время войны оклеветали как врага народа. Десять лет отсидел в лагере. А потом реабилитировали. А теперь клевета на Павлика. Как все это выдержать? Обрекли меня на пытку похуже, чем в лагерях. Хорошо, что мать не дожила до этих дней… Пишу, а слезы душат. Так и кажется, что Пашка опять стоит беззащитным на дороге. …Редактор «Огонька» Коротич на радиостанции «Свобода» заявил, что брат мой — сукин сын, значит, и мать моя… Юрий Израилевич Альперович-Дружников к нам в семью втёрся, чаи с мамой распивал, всё нам сочувствовал, а потом издал в Лондоне мерзкую книжку — сгусток такой отвратительной лжи и клеветы, что, прочитав её, получил я второй инфаркт. Заболела и З. А. Кабина, всё хотела в международный суд на автора подать, да где ей — Альперович живет в Техасе и посмеивается — попробуй достань его, учительской пенсии не хватит. Главы из книги «Вознесение Павлика Морозова» этого писаки растиражировали многие газеты и журналы, никто моих протестов во внимание не принимает, правда о брате никому не нужна… Видно, одно мне осталось — облить себя бензином, и дело с концом!»
Кроме того, выводы Альперовича-Дружникова противоречат воспоминаниям первой учительницы Павла — Ларисы Павловны Исаковой: «Пионерский отряд в Герасимовке я тогда не успела организовать, его создала после меня Зоя Кабина <…>. Однажды привезла из Тавды красный галстук, повязала его Павлу, и он радостный побежал домой. А дома отец сорвал с него галстук и страшно избил. [..] Коммуна распалась, а мужа моего кулаки до полусмерти избили. Меня же спасла Устинья Потупчик, предупредила, что Кулаканов с компанией собираются убить. [..] Вот, наверное, с тех пор Павлик Кулаканова и возненавидел, первым в пионеры вступил, когда отряд организовали».
Журналистка Вероника Кононенко со ссылкой на учительницу Павлика Морозова Зою Кабину подтверждает, что «именно она создала первый в деревне пионерский отряд, который и возглавил Павел Морозов».
Согласно статье Владимира Бушина в газете «Завтра», версия Дружникова-Альперовича, будто бы убийцами Павлика были «некто Карташев и Потупчик», первый из которых был «оперуполномоченным ОГПУ», является клеветнической. Бушин ссылается на Веронику Кононенко, которая нашла «самого Спиридона Никитича Карташова» и брата Павла Морозова — Алексея. Указывая, что настоящая фамилия Дружникова — Альперович, Бушин утверждает, что, кроме использования «красивого русского псевдонима Дружников», тот «втирался в доверие» к бывшей учительнице Павла Морозова Ларисе Павловне Исаковой, используя ещё одно имя — своего коллеги по редакции И.М. Ачильдиева. Владимир Бушин обвинил Альперовича-Дружникова в намеренных искажениях и подтасовках фактов.
В 2005 году профессор Оксфордского университета Катриона Келли издала книгу «Comrade Pavlik: The Rise and Fall of a Soviet Boy Hero» («Товарищ Павлик: взлёт и падение советского мальчика-героя»). В последовавшей полемике она утверждала, что «хотя есть следы замалчивания и сокрытие второстепенных фактов работниками ОГПУ, нет никаких оснований полагать, что само убийство было спровоцировано ими». Согласно профессору Келли, г-н Дружников считал советские официальные материалы ненадёжными, но использовал их, когда это было ему выгодно для подкрепления его версии. По оценке Катрионы Келли, Дружников опубликовал вместо научного изложения «пасквиль».
В 1967 году Александр Алексеевич Лискин в рамках дополнительного расследования дела Главной военной прокуратурой запрашивал дело об убийстве № Н-7825—66 г. из архивов КГБ СССР. В опубликованной между 1998 и 2001 годами статье он соглашается с доводами редактора отдела журнала «Человек и закон» Вероники Кононенко о свидетельском характере выступления Павлика на суде его отца и об отсутствии тайных доносов.
Весной 1999 года сопредседатель Курганского общества «Мемориал» Иннокентий Хлебников направил от имени дочери Арсения Кулуканова Матрёны Шатраковой ходатайство в Генеральную прокуратуру о пересмотре решения Уральского областного суда, приговорившего родственников Павлика Морозова к расстрелу. Генеральная прокуратура России пришла к следующему выводу: «Приговор Уральского областного суда от 28 ноября 1932 года и определение судебно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСР от 28 февраля 1933 года в отношении Кулуканова Арсения Игнатьевича и Морозовой Ксении Ильиничны изменить: переквалифицировать их действия со ст. 58-8 УК РСФСР на ст. 17 и 58-8 УК РСФСР, оставив прежнюю меру наказания. Признать Морозова Сергея Сергеевича и Морозова Даниила Ивановича обоснованно осужденными по настоящему делу за совершение контрреволюционного преступления и не подлежащими реабилитации».
Поэтому я предлагаю к дню рождения пионера-героя Павлика Морозова 14 ноября присвоить его имя вновь созданной Всероссийской пионерской организации — детско-юношеской организации "Российское движение школьников имени Павлика Морозова".
Оклеветанный герой
29 октября 2015 года Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин подписал Указ о возрождении пионерской организации. Когда-то она носила имя вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Но прошли годы, и сами пионеры уже стали легендой, и особенно один из них – Павлик Морозов. Его светлый образ как бы взывает к нам из своего униженного и оболганного прошлого, взывает о помощи…
Мало на свете детских имен, так бессовестно оплёванных лживыми работниками яковлевско-ельцынского инфо-конвейера. Обыкновенно фальсификаторы посягают на взрослых. В отечественной истории по степени оболганности рядом с Павликом вспоминается разве что невинно убиенный святой Царевич Димитрий. В разгар перестроечной истерии так называемые идеологи, подпущенные к долларовой кормушке, всякие Коротичи, Альперовичи и Солженицыны, старались выбить любовь к Родине именно из молодёжи, поскольку «цель империализма – это превращение человека в животное, кровожадное животное, предназначенное для резки, убийств, уничтожения, вплоть до уничтожения даже самого образа революционера» (Че Гевара, 1964).
Павлик Морозов мой земляк. Он родился в селе Герасимовка, что в 60 км от Тюмени. Я учился в Тюмени до 2-го класса и имел возможность узнать о своих земляках немало, поскольку мой отец начинал службу в Управлении КГБ по Тюменской области. Среди наших земляков разведчик Николай Кузнецов, который родился в с. Зырянка – а в соседнем селе жила семья моего деда. В селе Покровское в 80 км от Тюмени родился Григорий Ефимович Распутин, к которому моя биография также имеет отношение – но это отдельный рассказ. Ну и, наконец, в селе Ожогино в 60 км от Тюмени родился начальник внешней разведки в 1939-1946 гг. Павел Михайлович Фитин.
Тела Павлика Морозова и его 8-летнего брата Фёдора были найдены в лесу 2 сентября 1932 года. Первый акт осмотра тел сообщает, что «Морозов Павел лежал от дороги на расстоянии 10 метров, головою в восточную сторону. На голове надет красный мешок. Павлу был нанесён смертельный удар в брюхо. Второй удар нанесён в грудь около сердца, под каковым находились рассыпанные ягоды клюквы. Около Павла стояла одна корзина, другая отброшена в сторону. Рубашка его в двух местах прорвана, на спине кровяное багровое пятно. Цвет волос — русый, лицо белое, глаза голубые, открыты, рот закрыт. В ногах две берёзы (…) Труп Федора Морозова находился в пятнадцати метрах от Павла в болотине и мелком осиннике. Федору был нанесён удар в левый висок палкой, правая щека испачкана кровью. Ножом нанесён смертельный удар в брюхо выше пупка, куда вышли кишки, а также разрезана рука ножом до кости».
К этому времени отец Павлика Трофим, этнический белорус из столыпинских переселенцев, был осужден на 10 лет и отбывал срок на строительстве Беломорканала. Отсюда появился миф, что посажен он был якобы по доносу Павлика. Это полнейшая ложь, поскольку, став председателем Герасимовского сельсовета, Трофим бросил семью (жену Татьяну с четырьмя детьми) и стал сожительствовать с женщиной, жившей по соседству — Антониной Амосовой. По воспоминаниям учительницы Павлика, отец его регулярно пил и избивал жену и детей как до, так и после ухода из семьи. Дед Павлика сноху также ненавидел за то, что та не захотела жить с ним одним хозяйством, а настояла на разделе. Со слов брата Павлика Алексея, отец «любил одного себя да водку», жену и сыновей своих не жалел, не то что чужих переселенцев, с которых «за бланки с печатями три шкуры драл». Так же к брошенной отцом на произвол судьбы семье относились и родители отца: «Дед с бабкой тоже для нас давно были чужими. Никогда ничем не угостили, не приветили. Внука своего, Данилку, дед в школу не пускал, мы только и слышали: „Без грамоты обойдешься, хозяином будешь, а щенки Татьяны у тебя батраками“».
Трофим Морозов был арестован 26 ноября 1931 года и осуждён на 10 лет за то, что «будучи председателем сельсовета, дружил с кулаками, укрывал их хозяйства от обложения, а по выходе из состава сельсовета способствовал бегству спецпереселенцев путём продажи документов». Ему вменялась выдача поддельных справок раскулаченным об их принадлежности к Герасимовскому сельсовету, что давало им возможность покинуть место ссылки.
В 1932 году в обвинительном заключении по делу об убийстве Морозовых следователем Елизаром Васильевичем Шепелевым было записано, что «Павел Морозов подал заявление в следственные органы 25-го ноября 1931 года». Дружинин (Альперович) квалифицирует это как донос. Однако в интервью журналисту Веронике Кононенко и старшему советнику юстиции Игорю Титову следователь Шепелев заявил: «Не могу понять, с какой стати я всё это написал, в деле нет никаких подтверждений, что мальчик обращался в следственные органы и что именно за это его убили. Наверно, я имел в виду, что Павел дал показания судье, когда судили Трофима... Выходит, из-за моих неточно написанных слов мальчишку теперь обвиняют в доносительстве?!»
По результатам журналистского расследования Евгении Медяковой, опубликованном в журнале «Урал» в 1982 году, было выяснено, что Павел Морозов к аресту отца ПРИЧАСТЕН НЕ БЫЛ. 22 ноября 1931 года на станции Тавда был задержан некто Зворыкин. У него были обнаружены два чистых бланка со штампами Герасимовского сельсовета, за которые, по его словам, он отдал 105 рублей. В справке, приложенной к делу, сказано, что перед арестом Трофим был уже не председателем сельсовета, а «приказчиком Городищенского сельпо». Медякова также пишет, что, «в Тавду и Герасимовку не раз поступали запросы со строительства Магнитогорска, со многих фабрик, заводов и колхозов о том, действительно ли граждане (ряд фамилий) являются жителями Герасимовки». Следовательно, началась проверка обладателей фальшивых справок. «И самое главное - показаний мальчика в следственном деле Медякова не обнаружила! Показания Татьяны Семёновны (матери Павлика – А.В.) есть, а Павлика - нет! Ибо никаких "заявлений в следственные органы" он не делал!» Павел лишь присутствовал вместе с матерью на суде, пытался даже выступить, но был остановлен судьей ввиду малолетства.
Трофим Морозов, будучи в заключении, участвовал в строительстве Беломорско-Балтийского канала и, отработав три года, вернулся домой с орденом за ударный труд, а затем поселился в Тюмени. Мать же Павлика после убийства двух сыновей покинула село и после Великой Отечественной войны поселилась в Алупке с еще одним своим сыном Алексеем. Там их в 1979 году разыскал некий Лезинский (впоследствии уехавший в Израиль). Вот что рассказывала ему мать Павлика: «Мне уже восемьдесят годочков стукнуло, не помню, что вчера было, а то далекое занозилось в башке... Голодала Россия. “Нету хлеба у населения, сами голодаем!” — рапортовал председатель Трофим Морозов. Ему верили... Трофим Морозов — отец Павлика — был председателем сельсовета. Бывало, нажрется самогону и давай орать на всю округу: “Я тут власть советская. Я тут бог, закон и воинский начальник! Ишь, чего захотели — хле-буш-ка! Нетути-и, и весь сказ!” А хлебушек был: прятали его кулаки по ямам разным да укромным местам, и никому бы из пришлых в жизнь не найти. Объявил Павлуша тогда войну отцу и кулакам: только уполномоченные в деревню, а Павлик со своим пионерским отрядом тут как тут. И точно — все расскажет и покажет, где какой мироед зернышко припрятал... Возненавидел сына Трофим Морозов. Приходит он однажды домой, приносит бутыль самогона и кус сала. Зажарила я на сковороде и ставлю закуску на стол. Позвала Павлушу. Трофим наливает стакан самогону и подносит Павлику: “Пей!” Павел отстраняет стакан: “Коммунисты не пьют!” Берет Трофим сковороду и салом кипящим в лицо сыну плещет... Кожа враз лоскутьями пошла. Закричала я. А он огрел меня кулачищем — враз памярки отбил. Пришла в себя, плачу, а Павлуша меня успокаивает: “Не плачь, родненькая, мне ни чуточки не больно, заживет...” У Трофима, как у председателя, все печати сельсоветские хранились, и стал он кулакам за большие деньги бумаги государственные выписывать... Арестовали Трофима Морозова, дали десять лет строгого режима, а мы остались жить в деревне. Зачем остались! Бежать надобно было подальше от этих мест: знала же, не простят Морозовы ничего моему Павлу... Позже призвал дед Сергей Морозов одного своего внука Данилу — тому уже за двадцать было — и ставит перед ним вопрос: “Сможешь порешить Пашку? Дам тебе бутылку водки и три метра красной материи на рубаху”. Тот и согласился. И вот позвала как-то моя свекровь Павлушу по клюкву. С ними и братишка меньшой, Федюшка, увязался... Завела Морозиха внуков в лес, а там дед Сергей да внук Данила давай ребятенок ножами полоскать... После суда над убийцами я вроде сознанием тронулась и слегла в больницу. А когда отлечилась, встретил меня Алексей Горький и по Москве стал водить, места хорошие показывать — от тяжких дум отвлечь старался. А у меня все мысли с детьми; как им в сырой земле лежится? Как могилку прибрали? Утешал меня Алексей Максимович: “Поставим мы вашему сыну лучший памятник, и имя его никогда не будет забыто...”»
После ухода отца к другой женщине на Павлика Морозова свалились все заботы по крестьянскому хозяйству - он стал старшим мужчиной в семье Морозовых, кормильцем. О бедности в селе Герасимовка первая учительница Павлика Л.П. Исакова вспоминала: «Школа, которой заведовала, работала в две смены. О радио, электричестве мы тогда и понятия не имели, вечерами сидели при лучине, керосин берегли. Чернил и то не было, писали свекольным соком. Бедность вообще была ужасающая. Когда мы, учителя, начали ходить по домам, записывать детей в школу, выяснилось, что у многих никакой одежонки нет. Дети на полатях сидели голые, укрывались кое-каким тряпьем. Малыши залезали в печь и там грелись в золе. Организовали мы избу-читальню, но книг почти не было, очень редко приходили местные газеты. Некоторым сейчас Павлик кажется эдаким напичканным лозунгами мальчиком в чистенькой пионерской форме. А он из-за бедности нашей эту форму и в глаза не видел, в пионерских парадах не участвовал и портретов Молотова, как Амлинский, не носил, и “здравицу” вождям не кричал». Вынужденный обеспечивать семью в таких тяжёлых условиях, Павел тем не менее неизменно выказывал стремление учиться. Со слов его учительницы: «Очень он стремился учиться, брал у меня книжки, только читать ему было некогда, он и уроки из-за работы в поле и по хозяйству часто пропускал. Потом старался нагнать, успевал неплохо, да еще маму свою грамоте учил…»
У Павлика были очень сложные отношения с родственниками отца. М.Е. Чулкова описывает такой эпизод: «…Однажды Данила ударил Павла оглоблей по руке так сильно, что она стала опухать. Мать Татьяна Семёновна встала между ними, Данила и ее ударил по лицу так, что изо рта у нее пошла кровь. Прибежавшая бабка кричала:
— Зарежь этого сопливого коммуниста!
— Сдерем с них шкуру! — орал Данила…»
2 сентября мать Павлика уехала в Тавду продавать теленка, а 3 сентября Павел и Федор пошли в лес за ягодами и не вернулись. Вскоре их нашли зарезанными. Средний сын Алексей рассказал, что 3 сентября он видел, как Данила очень быстро шел из леса, и за ним бежала наша собака. Алексей спросил, не видел ли он Павла и Федора, на что Данила ничего не ответил и только засмеялся. Одет он был в самотканые штаны и черную рубаху — это Алексей хорошо запомнил. Именно эти штаны и рубаху нашли у Сергея Сергеевича Морозова во время обыска. Мать Павлика вспоминает, что 6 сентября, когда зарезанных детей привезли из леса, бабка Аксинья встретила её на улице и с усмешкой сказала: «Татьяна, мы тебе наделали мяса, а ты теперь его ешь!»
Павел и Фёдор Морозовы были похоронены на кладбище села Герасимовка. На могильном холме был поставлен обелиск с красной звездой, а рядом врыт крест с надписью: «1932 года 3 сентября погибши от злова человека от острого ножа два брата Морозовы - Павел Трофимович, рождённый в 1918 году, и Фёдор Трофимович».
Версия обвинения и суда была следующая. 3 сентября «кулак» Арсений Кулуканов, узнав об уходе мальчиков за ягодами, сговорился с пришедшим к нему в дом Данилой Морозовым убить Павла, дав ему 5 рублей и попросив пригласить для убийства также Сергея Морозова, «с которым Кулуканов раньше имел сговор». Вернувшись от Кулуканова и закончив бороньбу (то есть боронование, рыхление почвы), Данила отправился домой и передал разговор деду Сергею. Последний, видя, что Данила берёт нож, ни слова не говоря вышел из дому и отправился вместе с Данилой, сказав ему: «Идём убивать, смотри не бойся». Найдя детей, Данила не говоря ни слова, вынул нож и ударил Павлика. Федя бросился бежать, но был задержан Сергеем и также зарезан Данилой. «Убедившись, что Федя мёртв, Данила вернулся к Павлу и ещё несколько раз ударил его ножом».
На суде Данила Морозов признал все обвинения. Сергей Морозов держался противоречиво, то сознаваясь, то отрицая вину. Все остальные обвиняемые вину отрицали. Главными уликами являлись хозяйственный нож, найденный у Сергея Морозова, и окровавленная одежда Данилы. Официальная версия обвинения была изложена в статье Виталия Губарева в «Пионерской правде».
Решением Уральского областного суда в убийстве Павла Морозова и его брата Фёдора признаны виновными их собственный дед Сергей (отец Трофима Морозова) и 19-летний двоюродный брат Данила, а также бабушка Ксения (как соучастница) и крёстный отец Павла — Арсений Кулуканов, приходившийся ему дядей (в качестве деревенского «кулака» — как инициатор и организатор убийства). После суда Арсений Кулуканов и Данила Морозов были расстреляны, восьмидесятилетние Сергей и Ксения Морозовы умерли в тюрьме. В соучастии в убийстве был обвинён и другой дядя Павлика, Арсений Силин, однако в ходе суда он был оправдан.
В 1987 году в разгар «перестройки» писатель Юрий Израилевич Альперович (Дружников) выпустил в Великобритании книгу «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова», в которой многие обстоятельства, связанные с жизнью Павлика Морозова, объявляются «искаженными пропагандой» и спорными. В частности, Дружников подвергает сомнению то, что Павлик Морозов был пионером. Дружников утверждает, что, дав показания против отца, Павлик заслужил в деревне «всеобщую ненависть» и его стали звать «Пашка-куманист». Автор предполагает, что на суде мать Павлика давала показания, чтобы отомстить бросившему её мужу и, припугнув, вернуть его в семью. По версии Дружникова, убийство являлось результатом провокации ОГПУ, организованной с участием помощника уполномоченного ОГПУ Спиридона Карташова и двоюродного брата Павла — осведомителя ОГПУ Ивана Потупчика. В связи с этим автор описывает документ, который, по его утверждению, он обнаружил в материалах дела № 374 (об убийстве братьев Морозовых). В итоге, по мнению Юрия Израилевича, «расстрел невиновных (!) в ноябре 1932 года был сигналом к массовой расправе над крестьянами по всей стране».
Ему вторит Галина Вишневская, жена музыканта Растроповича: «И появляется достойнейший образец для подражания — двенадцатилетний предатель Павлик Морозов, „геройски павший в классовой борьбе“, удостоенный за своё предательство памятников, портретов, прославленный в песнях и стихах, на которых будут воспитываться следующие поколения. Павлик Морозов, которого и сегодня миллионы советских детей славят за то, что он донёс на собственного отца и деда. Как в гитлеровской Германии учили немецких детей доносить на своих родителей, так и у нас в России начали сознательно воспитывать поколение стукачей, уже начиная со школы».
После выхода книги Дружникова-Альперовича с резкой критикой этого литературного пасквиля в газете «Советская Россия» и журнале «Человек и закон» выступила Вероника Кононенко, оценив книгу Дружникова как клеветническую и полную собранных обманным путём подтасованных сведений. В подтверждение этого она процитировала письмо от Алексея Морозова, родного брата покойного Павла Морозова, согласно которому учительница Павла З.А. Кабина за искажение своих воспоминаний хотела подать на Дружникова-Альперовича в международный суд. Вот отрывок из опубликованного Вероникой Кононенко письма Алексея Морозова, родного брата Павла: «Что за судилище устроили над моим братом? Обидно и страшно. Брата моего в журнале назвали доносчиком. Ложь это! Павел всегда боролся в открытую. Почему же его оскорбляют? Мало наша семья горя перенесла? Над кем издеваются? Двоих моих братьев убили. Третий, Роман, пришел с фронта инвалидом, умер молодым. Меня во время войны оклеветали как врага народа. Десять лет отсидел в лагере. А потом реабилитировали. А теперь клевета на Павлика. Как все это выдержать? Обрекли меня на пытку похуже, чем в лагерях. Хорошо, что мать не дожила до этих дней… Пишу, а слезы душат. Так и кажется, что Пашка опять стоит беззащитным на дороге. …Редактор «Огонька» Коротич на радиостанции «Свобода» заявил, что брат мой — сукин сын, значит, и мать моя… Юрий Израилевич Альперович-Дружников к нам в семью втёрся, чаи с мамой распивал, всё нам сочувствовал, а потом издал в Лондоне мерзкую книжку — сгусток такой отвратительной лжи и клеветы, что, прочитав её, получил я второй инфаркт. Заболела и З. А. Кабина, всё хотела в международный суд на автора подать, да где ей — Альперович живет в Техасе и посмеивается — попробуй достань его, учительской пенсии не хватит. Главы из книги «Вознесение Павлика Морозова» этого писаки растиражировали многие газеты и журналы, никто моих протестов во внимание не принимает, правда о брате никому не нужна… Видно, одно мне осталось — облить себя бензином, и дело с концом!»
Кроме того, выводы Альперовича-Дружникова противоречат воспоминаниям первой учительницы Павла — Ларисы Павловны Исаковой: «Пионерский отряд в Герасимовке я тогда не успела организовать, его создала после меня Зоя Кабина <…>. Однажды привезла из Тавды красный галстук, повязала его Павлу, и он радостный побежал домой. А дома отец сорвал с него галстук и страшно избил. [..] Коммуна распалась, а мужа моего кулаки до полусмерти избили. Меня же спасла Устинья Потупчик, предупредила, что Кулаканов с компанией собираются убить. [..] Вот, наверное, с тех пор Павлик Кулаканова и возненавидел, первым в пионеры вступил, когда отряд организовали».
Журналистка Вероника Кононенко со ссылкой на учительницу Павлика Морозова Зою Кабину подтверждает, что «именно она создала первый в деревне пионерский отряд, который и возглавил Павел Морозов».
Согласно статье Владимира Бушина в газете «Завтра», версия Дружникова-Альперовича, будто бы убийцами Павлика были «некто Карташев и Потупчик», первый из которых был «оперуполномоченным ОГПУ», является клеветнической. Бушин ссылается на Веронику Кононенко, которая нашла «самого Спиридона Никитича Карташова» и брата Павла Морозова — Алексея. Указывая, что настоящая фамилия Дружникова — Альперович, Бушин утверждает, что, кроме использования «красивого русского псевдонима Дружников», тот «втирался в доверие» к бывшей учительнице Павла Морозова Ларисе Павловне Исаковой, используя ещё одно имя — своего коллеги по редакции И.М. Ачильдиева. Владимир Бушин обвинил Альперовича-Дружникова в намеренных искажениях и подтасовках фактов.
В 2005 году профессор Оксфордского университета Катриона Келли издала книгу «Comrade Pavlik: The Rise and Fall of a Soviet Boy Hero» («Товарищ Павлик: взлёт и падение советского мальчика-героя»). В последовавшей полемике она утверждала, что «хотя есть следы замалчивания и сокрытие второстепенных фактов работниками ОГПУ, нет никаких оснований полагать, что само убийство было спровоцировано ими». Согласно профессору Келли, г-н Дружников считал советские официальные материалы ненадёжными, но использовал их, когда это было ему выгодно для подкрепления его версии. По оценке Катрионы Келли, Дружников опубликовал вместо научного изложения «пасквиль».
В 1967 году Александр Алексеевич Лискин в рамках дополнительного расследования дела Главной военной прокуратурой запрашивал дело об убийстве № Н-7825—66 г. из архивов КГБ СССР. В опубликованной между 1998 и 2001 годами статье он соглашается с доводами редактора отдела журнала «Человек и закон» Вероники Кононенко о свидетельском характере выступления Павлика на суде его отца и об отсутствии тайных доносов.
Весной 1999 года сопредседатель Курганского общества «Мемориал» Иннокентий Хлебников направил от имени дочери Арсения Кулуканова Матрёны Шатраковой ходатайство в Генеральную прокуратуру о пересмотре решения Уральского областного суда, приговорившего родственников Павлика Морозова к расстрелу. Генеральная прокуратура России пришла к следующему выводу: «Приговор Уральского областного суда от 28 ноября 1932 года и определение судебно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСР от 28 февраля 1933 года в отношении Кулуканова Арсения Игнатьевича и Морозовой Ксении Ильиничны изменить: переквалифицировать их действия со ст. 58-8 УК РСФСР на ст. 17 и 58-8 УК РСФСР, оставив прежнюю меру наказания. Признать Морозова Сергея Сергеевича и Морозова Даниила Ивановича обоснованно осужденными по настоящему делу за совершение контрреволюционного преступления и не подлежащими реабилитации».
Поэтому я предлагаю к дню рождения пионера-героя Павлика Морозова 14 ноября присвоить его имя вновь созданной Всероссийской пионерской организации — детско-юношеской организации "Российское движение школьников имени Павлика Морозова".
Цугцванг – это положение в игре, при котором любой ход игрока ведёт к
ухудшению его позиции. А гамбит – это ситуация, когда одна из сторон в
многоходовой комбинации жертвует своей фигурой, заманивая более сильного
противника в невыгодную для него комбинацию и при этом вызывая у него
эйфорию победителя.Бывают ситуации, в которых гамбиты (притворное
подыгрывание, коварная уступка) – единственное средство выйти из
цугцванга, предпочитая меньшее зло большему. Так разыгрывал партию
гениальный стратег М.И.Кутузов в 1811 году в Турции (сдача туркам
крепостей для заманивания их на румынский берег Дуная, где они были
окружены) и в 1812 – когда отражал натиск «великой армии» Наполеона.
