- Автор: Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ.
-
- 21 декабря 1879 года родился Иосиф Виссарионович
Джугашвили. Товарищ Сталин — видный революционер, соратник В.И. Ленина,
один из создателей Советского государства, руководивший им начиная с
1920-х годов вплоть до своей кончины в 1953-м. Вехи его биографии — это
этапы становления и развития СССР: форсированная индустриализация,
коллективизация сельского хозяйства, культурная революция, построение
социалистического общества. Под руководством Сталина наша страна
одержала Великую Победу над фашистской Германией и превратилась в
мировую сверхдержаву, открывшую человечеству дорогу в космос.
Ещё до того, как И.В. Сталин 19 июля 1941 года стал во
главе Наркомата обороны СССР, а через три недели (8 августа) стал
Верховным Главнокомандующим, он фактически взял на себя руководство
Вооружёнными Силами СССР. Поскольку одновременно И.В. Сталин возглавлял
Государственный Комитет Обороны, Совет Народных Комиссаров СССР и
Центральный Комитет ВКП(б), он смог подчинить все звенья государственной
и политической жизни решению главной задачи, стоявшей перед страной, —
одержать победу над гитлеровской Германией и её союзниками. В годы войны
проявился присущий Сталину стиль руководства, сыгравший значительную
роль в осуществлении этой задачи.
Сбор информации
Прежде всего с первого же дня войны Сталин старался получить наиболее
достоверную информацию о положении на советско-германской границе,
превратившейся в огромный фронт от Чёрного до Баренцева моря. С этой
целью Сталин поддерживал телефонную связь с командующими военными
округами и партийными руководителями приграничных республик.
Одновременно он направил в районы наиболее важных сражений
представителей высшего военного командования.
Вскоре сложился устойчивый ритм обеспечения Сталина оперативной
информацией о ходе боевых действий. Три раза в день Сталин внимательно
выслушивал подробные доклады сотрудников Генерального штаба. Как
вспоминал тогдашний начальник оперативного отдела Генерального штаба
С.М. Штеменко, «первый из них имел место в 10—11 часов дня, обычно по
телефону. Это выпадало на мою долю... Между 10 и 11 часами, редко чуть
позже, Верховный сам звонил к нам. Иногда здоровался, а чаще прямо
спрашивал: «Что нового?» Начальник Оперативного управления докладывал
обстановку, переходя от стола к столу с телефонной трубкой у уха. Во
всех случаях доклад начинался с фронта, где боевые действия носили
наиболее напряжённый характер, и, как правило, с самого острого участка.
Обстановка излагалась последовательно, за каждый фронт в отдельности в
произвольной форме».
«Если нашим войскам сопутствовал успех, доклад обычно не прерывался. По
телефону были слышны лишь редкое покашливание да чмоканье губами,
характерное для курильщика, сосущего трубку. Пропускать в докладе
какую-либо армию, если даже в её полосе за ночь не произошло ничего
важного, Сталин не позволял. Он тотчас же перебивал докладчика вопросом:
«А у Казакова что?» Иногда в ходе доклада Верховный Главнокомандующий
давал какое-то указание для передачи на фронт. Оно повторялось вслух, и
один из заместителей начальника управления тут же записывал всё
дословно, а затем оформляя в виде распоряжения или директивы».
Вечером, в 16—17 часов, по словам Штеменко, Сталину «докладывал
заместитель начальника Генштаба. А ночью мы ехали в Ставку с итоговым
докладом за сутки. Перед тем подготавливалась обстановка на картах
масштаба 1:200000 отдельно по каждому фронту с показом положения войск
до дивизии, а в иных случаях и до полка. Даже досконально зная, где что
произошло в течение суток, мы всё равно перед каждой поездкой 2—3 часа
тщательно разбирались в обстановке, связывались с командующими фронтами и
начальниками их штабов, уточняли с ними отдельные детали проходивших
или только ещё планировавшихся операций, советовались и проверяли через
них правильность своих предположений, рассматривали просьбы и заявки
фронтов, а в последний час редактировали подготовленные на подпись
проекты директив и распоряжений Ставки».
Как подчёркивал Штеменко, «доклады Генерального штаба в Ставке имели
свой строгий порядок... Доклад наш начинался с характеристики действий
своих войск за истекшие сутки. Никакими предварительными записями не
пользовались. Обстановку знали на память, и она была отражена на карте.
За торцом стола, в углу, стоял большой глобус. Должен заметить, однако,
что за сотни раз посещения этого кабинета мне никогда не довелось
видеть, чтобы им пользовались при рассмотрении оперативных вопросов.
Разговоры о руководстве действиями фронтов по глобусу совершенно
беспочвенны».
По словам Штеменко, во время ежедневных докладов о положении на фронте
докладчиками из Генштаба «фронты, армии, танковые и военизированные
корпуса назывались по фамилиям командующих и командиров, дивизии — по
номерам». Такой порядок был установлен, потому что Сталин точно знал на
память фамилии всех командующих фронтами, армиями, корпусами. Знал он
фамилии и многих командиров дивизий.
Сознавая значение точных и своевременных сведений для принятия
правильных решений, Сталин остро реагировал на малейшие задержки в
донесениях с мест. В своих воспоминаниях Маршал Советского Союза А.М.
Василевский рассказал о том, как однажды он замешкался в представлении
Сталину донесения об итогах операции и получил за это резкий выговор в
письменной форме. Сталин писал: «Последний раз предупреждаю Вас, что в
случае, если Вы хоть раз ещё позволите забыть о своём долге перед
Ставкой, Вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба
и отозваны с фронта».
Казалось, упреки Сталина были чрезмерно суровыми, но Василевский
оправдывал его. Маршал писал: «Сталин был так категоричен не только в
отношении меня. Подобную дисциплину он требовал от каждого представителя
Ставки... Считаю, что отсутствие какой-либо снисходительности к
представителю Ставки было оправдано интересами оперативного руководства
вооружённой борьбой. Верховный Главнокомандующий очень внимательно
следил за ходом фронтовых событий, быстро реагировал на все изменения в
них и твёрдо держал управление войсками в своих руках».
Не меньшую требовательность Сталин проявлял в отношении качества
получаемой информации. По словам Маршала Советского Союза Г.К. Жукова,
«идти на доклад в Ставку, к Сталину, скажем, с картами, на которых были
хоть какие-то «белые пятна», сообщать ему ориентировочные данные, а тем
более преувеличенные данные, было невозможно. И.В. Сталин не терпел
ответов наугад, требовал исчерпывающей полноты и ясности. У него было
какое-то особое чутьё на слабые места в докладах и документах, он тут же
их обнаруживал и строго взыскивал с виновных за нечёткую информацию.
Обладая цепкой памятью, он хорошо помнил сказанное, не упускал случая
резко отчитать за забытое. Поэтому штабные документы мы старались
готовить со всей тщательностью, на какую только способны были в те дни».
Сталин относился сурово к тем, кто проявлял небрежность в изложении
фактов, которые следовало проверить. Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев
вспоминал: «Сталин не терпел, когда от него утаивали истинное положение
дел». Между тем, как отмечал С.М. Штеменко, настоящим бичом в работе
Генштаба было стремление командиров действующих соединений исказить
реальное положение дел на фронте, то преуменьшая размеры поражений, то
преувеличивая свои успехи. Он писал, как «был снят с должности начальник
штаба 1-го Украинского фронта за то, что не донёс в Генштаб о захвате
противником одного важного населённого пункта в надежде, что его удастся
вернуть».
Разработка решений
Только получив надёжную информацию, Сталин приступал к разработке
решений по дальнейшему ходу боевых действий. В беседе с писателем К.
Симоновым Г.К. Жуков вспоминал, что у Сталина «был свой метод овладения
конкретным материалом предстоящей операции... Перед началом подготовки
той или иной операции, перед вызовом командующих фронтами он заранее
встречался с офицерами Генерального штаба — майорами, подполковниками,
наблюдавшими за соответствующими оперативными направлениями. Он вызывал
их одного за другим на доклад, работал с ними по полтора, по два часа,
уточнял с каждым обстановку, разбирался в ней и ко времени своей встречи
с командующими фронтами, ко времени постановки им новых задач
оказывался настолько подготовленным, что порой удивлял их своей
осведомлённостью... Его осведомлённость была не показной, а
действительной, и его предварительная работа с офицерами Генерального
штаба для уточнения обстановки перед принятием будущих решений была
работой в высшей степени разумной».
А.М. Василевский вспоминал: «Как правило, предварительная намётка
стратегического решения и плана его осуществления вырабатывалась у
Верховного Главнокомандующего в узком кругу лиц. Обычно это были
некоторые из членов Политбюро ЦК и ГКО, а из военных — заместитель
Верховного Главнокомандующего, начальник Генерального штаба и его первый
заместитель. Нередко эта работа требовала нескольких суток. В ходе её
Верховный Главнокомандующий, как правило, вёл беседы, получая
необходимые справки и советы по разрабатываемым вопросам, с командующими
и членами военных советов соответствующих фронтов, с ответственными
работниками Наркомата обороны, с наркомами и особенно руководившими той
или иной отраслью военной промышленности».
Стремление Сталина к коллегиальности при подготовке решений подтверждал
С.М. Штеменко: «Должен сказать, что Сталин не решал и вообще не любил
решать важные вопросы войны единолично. Он хорошо понимал необходимость
коллективной работы в этой сложной области, признавал авторитеты по той
или иной военной проблеме, считался с их мнением и каждому отдавал
должное».
Ставя во главу угла поиск истины, а не стремление доказать свою
правоту, Сталин всегда уступал в том случае, если его соображения
оказывались опровергнутыми весомыми аргументами. Маршал Советского Союза
И.Х. Баграмян писал: «Мне впоследствии частенько самому приходилось уже
в роли командующего фронтом разговаривать с Верховным
Главнокомандующим, и я убедился, что он умел прислушиваться к мнению
подчинённых. Если исполнитель твёрдо стоял на своём и выдвигал для
обоснования своей позиции веские аргументы, Сталин почти всегда
уступал».
Это мнение подтверждал и Г.К. Жуков: «Кстати сказать, как я убедился за
долгие годы войны, И.В. Сталин вовсе не был таким человеком, перед
которым нельзя было ставить острые вопросы и с которым нельзя было
спорить и даже твёрдо отстаивать свою точку зрения». Маршал Советского
Союза К.К. Рокоссовский стал свидетелем подобного разговора И.В. Сталина
с Г.К. Жуковым: «Сталин поручил Жукову провести небольшую операцию,
кажется, в районе станции Мга, чтобы чем-то облегчить положение
ленинградцев. Жуков доказывал, что необходима крупная операция, только
тогда цель будет достигнута. Сталин ответил: «Всё это хорошо, товарищ
Жуков, но у нас нет средств, с этим надо считаться». Жуков стоял на
своем: «Иначе ничего не выйдет. Одного желания мало». Сталин не скрывал
своего раздражения, но Жуков твёрдо стоял на своём. Наконец, Сталин
сказал: «Пойдите, товарищ Жуков, подумайте, вы пока свободны». Мне
понравилась прямота Георгия Константиновича. Но когда мы вышли, я
сказал, что, по-моему, не следовало бы так резко разговаривать с
Верховным Главнокомандующим. Жуков ответил: «У нас ещё не такое бывает».
Он был прав тогда: одного желания мало для боевого успеха».
Опровергая мнение о сталинском своеволии, Жуков писал: «После смерти
Сталина появилась версия о том, что он единолично принимал
военно-политические решения. С этим согласиться нельзя. Выше я уже
говорил, что, если Верховному докладывали вопросы со знанием дела, он
принимал их во внимание. И я знаю случаи, когда он отказывался от своего
собственного мнения и ранее принятых решений. Так было, в частности, с
началом сроков многих операций».
Сталин создавал максимально благоприятные условия для участия людей в
коллективном интеллектуальном творчестве. Направляя движение
коллективной мысли и давая возможность участникам совещания высказаться
или выразить своё отношение к обсуждаемому вопросу, Сталин способствовал
рождению наиболее взвешенного и глубокого решения. Маршал артиллерии
Н.Д. Яковлев вспоминал: «Работу в Ставке отличала простота, большая
интеллигентность. Никаких показных речей, повышенного тона, все
разговоры — вполголоса».
Нарком вооружений во время войны Д.Ф. Устинов вспоминал о том, как
проходили обсуждения у Сталина: «При всей своей властности, суровости, я
бы сказал, жёсткости, он живо откликался на проявление разумной
инициативы, самостоятельности, ценил независимость суждений. Во всяком
случае, насколько я помню, он не упреждал присутствующих своим
замечанием, оценкой, решением. Зная вес своего слова, Сталин старался до
поры не обнаруживать отношения к обсуждаемой проблеме, чаще всего или
сидел будто бы отрешённо, или прохаживался почти бесшумно по кабинету,
так что казалось, что он весьма далёк от предмета разговора, думает о
чём-то своём. И вдруг раздавалась короткая реплика, порой поворачивающая
разговор в новое и, как потом зачастую оказывалось, единственно верное
русло».
Сталинский аналитический ум в действии
Отмечая «большую эрудицию» и «редкую память» Сталина, Жуков обращал
внимание на его «природный аналитический ум». Аналитические способности
Сталина поразили У. Черчилля во время переговоров в Кремле в августе
1942 года. Тогда, чтобы сгладить тягостное впечатление от вопиющего
нарушения союзниками своих обещаний об открытии второго фронта,
британский премьер сообщил Сталину о секретном плане десанта союзников в
Северной Африке под названием «Факел». После того, как Черчилль и посол
США в СССР А. Гарриман ответили ему на ряд вопросов, Сталин дал оценку
этой операции. По словам Черчилля, он назвал «четыре причины в пользу её
осуществления: во-первых, таким образом будет нанесён удар в тыл войск
Роммеля; во-вторых, это запугает Франко; в-третьих, это вызовет
столкновения между немцами и французами во Франции; в-четвёртых, это
принесёт войну на порог Италии. На меня произвело сильное впечатление
это знаменательное заявление. Оно свидетельствовало о том, что русский
диктатор быстро и всесторонне осознал суть проблемы, которая прежде была
ему совершенно неизвестна. Очень немногие из живущих людей могли бы за
несколько минут понять цели этой операции, над которыми мы корпели
несколько месяцев. Он всё это оценил молниеносно».
По словам Жукова, Сталин «умел найти главное звено в стратегической
обстановке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу,
провести ту или иную крупную наступательную операцию... И.В. Сталин
владел вопросами организации фронтовых операций и операций групп фронтов
и руководил ими с полным знанием дела, хорошо разбираясь и в больших
стратегических вопросах. Эти способности И.В. Сталина как
Главнокомандующего особенно проявились, начиная со Сталинграда...
Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим».
В своих воспоминаниях Василевский привёл полностью директиву для
командующего Закавказским фронтом И.В. Тюленева, которую Сталин
продиктовал 4 января 1943 года, так как маршал нашел «её полезной в
смысле оценки Сталина как военного деятеля, как Верховного
Главнокомандующего, руководившего грандиозной по масштабам борьбой
Советских Вооружённых Сил». Комментируя содержание сталинской директивы,
А.М. Василевский так объяснял смысл детальной сталинской директивы:
«Загородить немцам выход с Кавказа и отсечь их соединения, ещё вчера
нагло лезшие на юг, к Эльбрусу, в Грузию и Азербайджан». Василевский
подчёркивал: «Подобных документов, исходивших непосредственно от Сталина
и касавшихся решения самых важных оперативно-стратегических вопросов,
было за время войны немало».
Сталин не раз предлагал решения, направленные на наиболее эффективное
использование различных родов войск. 10 июля 1944 года он подготовил
письмо командующему 1-м Украинским фронтом И.С. Коневу, в котором
говорилось: «1. Танковые армии и конно-механизированные группы
использовать не для прорыва, а для развития успеха после прорыва.
Танковые армии, в случае успешного прорыва, ввести через день после
начала операции, а конно-механизированные группы через два дня после
начала операции вслед за танковыми армиями. 2. На первый день операции
поставить пехоте посильные задачи, так как поставленные Вами задачи
безусловно завышенные».
По словам Штеменко, в ходе подготовки так называемого седьмого удара
Красной Армии (Яссо-Кишинёвской операции) командующий 2-м Украинским
фронтом Р.Я. Малиновский «доложил, что может сосредоточить на каждом из
22 км фронта прорыва по 220 орудий не менее 76 мм калибра, то есть
создать весьма высокую артиллерийскую плотность. И.В. Сталин заметил,
что этого мало, нужно больше. Поскольку выяснилось, что ресурсов для
создания более высокой плотности на таком участке у фронта не хватает,
было предложено сократить участок прорыва до 16 км и таким образом
добиться плотности 240 и даже несколько больше орудий на километр. Столь
высокие плотности артиллерии были одной из гарантий надёжного поражения
противника, быстрого взлома его обороны и развития успеха в глубину к
переправам на реке Прут в направлении Фокшан. Мощные удары по обороне
союзника гитлеровцев должны были, как полагал И.В. Сталин, повлиять на
политику королевской Румынии и содействовать её выходу из войны».
Штеменко замечал, что Сталин «ещё на начальной стадии разработки плана
операции… указал на политическую сторону дела».
При подготовке военных действий Сталин придавал большое значение
психологическому фактору, а потому разрабатывал широкомасштабные
операции по дезинформации противника. За полтора месяца до начала
операции «Багратион», которая должна была стать главной в летней
кампании 1944 года, Сталин принял меры, чтобы ввести германское военное
командование в заблуждение относительно направления главного удара. 3
мая Сталин подписал распоряжение командующему 3-м Украинским фронтом: «В
целях дезинформации противника на вас возлагается проведение
мероприятий по оперативной маскировке. Необходимо показать за правым
флангом фронта сосредоточение восьми-девяти стрелковых дивизий,
усиленных танками и артиллерией... Ложный район сосредоточения следует
оживить, показав движение и расположение отдельных групп людей, машин,
танков, орудий и оборудование района; в местах размещения макетов танков
и артиллерии выставить орудия ЗА, обозначив одновременно ПВО всего
района установкой средств ЗА и патрулированием истребителей. Наблюдением
и фотографированием с воздуха проверить видимость и правдоподобность
ложных объектов». Аналогичная директива пошла и на 3-й Прибалтийский
фронт.
Штеменко замечал: «Противник сразу клюнул на эти две приманки. Немецкое
командование проявило большое беспокойство, особенно на южном
направлении. С помощью усиленной воздушной разведки оно настойчиво
пыталось установить, что мы затеваем севернее Кишинёва, каковы наши
намерения. Своего рода дезинформацией являлось также оставление на
юго-западном направлении танковых армий. Разведка противника следила за
нами в оба и, поскольку эти армии не трогались с места, делала вывод,
что, вероятнее всего, мы предпримем наступление именно здесь. На самом
же деле мы исподволь готовили танковый удар совсем в ином месте».
Грандиозное поражение немецко-фашистских войск в Белоруссии в ходе
осуществления операции «Багратион» Сталин решил использовать для
проведения операции по дезинформации врага в небывалых масштабах. По
словам бывшего руководителя управления НКВД по борьбе с
немецко-фашистскими диверсантами П.А. Судоплатова, на основе предложения
Сталина был выпущен приказ, в соответствии с которым сотрудники
разведки «должны были ввести немецкое командование в заблуждение, создав
впечатление активных действий в тылу Красной Армии остатков немецких
войск, попавших в окружение в ходе нашего наступления. Замысел Сталина
заключался в том, чтобы обманным путём заставить немцев использовать
свои ресурсы на поддержку этих частей и «помочь» им сделать серьёзную
попытку прорвать окружение. Размах и смелость предполагавшейся операции
произвели на нас большое впечатление. Я испытывал подъём и одновременно
тревогу: новое задание выходило за рамки прежних радиоигр с целью
дезинформации противника». Перевербованные советской разведкой взятые в
плен немецкие офицеры разгромленной группировки Шернхорна направляли
германскому командованию ложные сведения о действиях в тылу Красной
Армии. По оценке Судоплатова, «с 19 августа 1944 года по 5 мая 1945 года
мы провели самую, пожалуй, успешную радиоигру с немецким верховным
командованием»
Контроль за осуществлением принятых решений
Как вспоминал маршал артиллерии Н.Д. Яковлев, Сталин «обладал завидным
терпением, соглашался с разумными доводами. Но это — на стадии
обсуждения того или иного вопроса. А когда же по нему уже принималось
решение, никакие изменения не допускались». Жуков писал: «Всё, что
делалось по линии Ставки или ГКО, делалось так, чтобы принятые этими
высокими органами решения начинали выполняться тотчас же, а ход
выполнения их строго и неуклонно контролировался лично Верховным или, по
его указанию, другими руководящими лицами или организациями».
Многие руководители оборонного производства запомнили телефонные звонки
от Сталина во время войны. Ведущий конструктор артиллерийских
вооружений генерал-полковник В.Г. Грабин вспоминал, как осенью 1941
года, когда немцы стояли у Москвы, ему позвонил Сталин и потребовал
отчёта о выполнении производственных заданий. Затем он сказал: «Вам
хорошо известно, что положение на фронте очень тяжёлое. Фашисты рвутся к
Москве. Под натиском превосходящих сил противника наши войска с
тяжёлыми боями отступают. Фашистская Германия имеет количественное
превосходство в вооружении. Независимо от этого фашистскую Германию мы
победим. Но, чтобы победить с меньшей кровью, нужно в ближайшее же время
иметь больше вооружений. Очень прошу вас, сделайте всё необходимое и
дайте поскорее как можно больше пушек».
Во время второго наступления немцев на Москву в ноябре 1941 года Сталин
иногда связывался непосредственно с командующими армий, защищавших
Москву. Командовавший тогда 16-й армией Рокоссовский был вызван для
телефонного разговора со Сталиным вскоре после того, как немцы в
очередной раз потеснили наши войска на истринском участке фронта, и по
этому поводу генерал имел «бурный разговор» с командующим фронтом
Жуковым. Рокоссовский вспоминал: «Идя к аппарату, я представлял, под
впечатлением разговора с Жуковым, какие же громы ожидают меня сейчас. Во
всяком случае я приготовился к худшему. Взял разговорную трубку и
доложил о себе. В ответ услышал спокойный, ровный голос Верховного
Главнокомандующего. Он спросил, какая сейчас обстановка на истринском
рубеже. Докладывая об этом, я сразу же пытался сказать о намеченных
мерах противодействия. Но Сталин мягко остановил, сказав, что о моих
мероприятиях говорить не надо. Тем подчёркивалось доверие к командиру. В
заключение разговора Сталин спросил, тяжело ли нам. Получив
утвердительный ответ, он сказал, что понимает это: «Прошу продержаться
ещё некоторое время, мы вам поможем...» Нужно ли добавлять, что такое
внимание Верховного Главнокомандующего означало очень многое для тех,
кому оно уделялось. А тёплый отеческий тон подбадривал, укреплял
уверенность. Не говорю уже, что к утру прибыла в армию и обещанная
помощь — полк «катюш», два противотанковых полка, четыре роты с
противотанковыми ружьями и три батальона танков. Да ещё Сталин прислал
свыше 2 тысяч москвичей на пополнение».
В конце ноября Сталин вновь позвонил Рокоссовскому. «Он спросил,
известно ли мне, что в районе Красной Поляны появились части противника,
и какие принимаются меры, чтобы их не допустить в этот пункт. Сталин
особенно подчеркнул, что из Красной Поляны фашисты могут начать обстрел
столицы крупнокалиберной артиллерией». Рокоссовский сообщил Сталину о
принимаемых им мерах, а Сталин, в свою очередь, сказал генералу, что
«Ставка распорядилась об усилении этого участка и войсками Московской
зоны обороны».
Порой Сталин вмешивался в осуществление боевых операций, когда видел,
что командующие фронтами не замечали возникших угроз со стороны
противника. Штеменко воспроизвёл в своих мемуарах директиву Сталина от
22 августа 1943 года для командующего Воронежским фронтом Н.Ф. Ватутина,
в которой, в частности, говорилось: «Я ещё раз вынужден указать вам на
недопустимые ошибки, неоднократно повторяемые вами при проведении
операций, и требую, чтобы задача ликвидации ахтырской группировки
противника, как наиболее важная задача, была выполнена в ближайшие дни.
Это вы можете сделать, так как у вас есть достаточно средств. Прошу не
увлекаться задачей охвата харьковского плацдарма со стороны Полтавы, а
сосредоточить всё внимание на реальной и конкретной задаче — ликвидации
ахтырской группировки противника, ибо без ликвидации этой группировки
противника серьёзные успехи Воронежского фронта стали неосуществимыми».
Сдержал Сталин и «наступательные» настроения Жукова и Василевского в
начале июля 1944 года. Во время встречи со Сталиным 8 июля Жуков
высказался за то, чтобы усилить войска 2-го Белорусского фронта, чтобы
захватить Восточную Пруссию и отрезать немецкую группу «Север». Сталин
возражал. Жуков вспоминал: «Вы что, сговорились с Василевским? — спросил
Верховный. — Он тоже просит усилить его». «Нет, не сговорились. Но если
он так думает, то думает правильно», — заметил Жуков. Прекрасно зная
историю и значение Восточной Пруссии для гитлеровского руководства,
Сталин ответил: «Немцы будут до последнего драться за Восточную Пруссию.
Мы можем там застрять. Надо в первую очередь освободить Львовскую
область и восточную часть Польши». Ход наступательной операции советских
войск в октябре 1944 года в Восточной Пруссии показал, что Сталин был
прав.
Порой Сталин искал новые решения для того, чтобы добиться успешного
выполнения намеченных заданий. В ходе осуществления
Корсунь-Шевченковской операции Сталин вызвал в Кремль главного маршала
авиации А.А. Новикова и спросил его: «Скажите, товарищ Новиков, можно
остановить танки самолётами?» «Конечно, — ответил Новиков, — танки можно
остановить авиацией». «А как вы это сделаете?» — последовал новый
вопрос. «Мы отдадим штурмовикам небольшие кумулятивные бомбы по 250
штук, и будет желаемый результат». «Ну что ж, идея неплохая, согласен, —
сказал Сталин. — Завтра же утром летите на 1-й Украинский фронт к
Ватутину и примите меры, чтобы остановить танки». Сталин не скрывал
удовлетворения ответами Новикова и добавил: «А то на весь мир
растрезвонили, что окружили корсунь-шевченковскую группировку, а до сих
пор разделаться с ней не можем».
«Война — суровое испытание»
Сталин остро переживал неудачи, а тем более поражения Красной Армии.
Одним из серьёзных поражений 1942 года стал разгром войск Крымского
фронта. Через день после начала наступления в мае 1942 года немцы
прорвали оборону фронта. Направленный на фронт в качестве представителя
Ставки заместитель наркома обороны, начальник Главного политического
управления Красной Армии и одновременно нарком Государственного контроля
Л.З. Мехлис в своей докладной Сталину сваливал вину за происшедшее на
командующего фронтом Д.Т. Козлова. В ответе Мехлису Сталин писал: «Вы
держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за
дела Крымфронта. Эта позиция удобна, но она насквозь гнилая... Вы ещё не
поняли, что Вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как
ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили
Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас
нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и Вы могли бы
сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на
побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не
прорвал бы фронта и танки бы не прошли. Не нужно быть Гинденбургом,
чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».
Тем временем ситуация на Керченском полуострове ухудшалась. С 17 мая
развернулись арьергадные бои, чтобы позволить нашим войскам
эвакуироваться из Крыма, но провести эвакуацию организованно не удалось.
Противник захватил почти всю боевую технику и тяжёлое вооружение
советских войск. По данным немецкого генерала Бутлара, в боях на
Керченском полуострове немцами «было захвачено 150 тысяч пленных, 1133
орудия, 255 танков и 323 самолёта».
3 июня управляющий делами Совнаркома Я.Е. Чадаев встретил в приёмной у
Сталина Мехлиса, который прилетел в Москву. Пока Мехлис спорил с
Чадаевым по поводу причин разгрома наших войск на Керченском
полуострове, «в дверях появился Сталин. Мехлис соскочил с места.
«Здравствуйте, товарищ Сталин! Разрешите Вам доложить…» Сталин чуть
приостановился, на мгновение взглянул на Мехлиса сверху вниз и с
волнением в голосе произнёс: «Будьте Вы прокляты!» И тут же вошёл в
кабинет, захлопнув за собой дверь. Мехлис медленно опустил руки по швам и
отвернулся к окну».
На другой день 4 июня Ставка приняла директиву, в которой безошибочно
угадывалась сталинская стилистика. В ней были подробно разобраны ошибки
руководства Крымского фронта. Командующий фронтом Д.Т. Козлов, член
Военного совета дивизионный комиссар Ф.А. Шаманин, начальник штаба
фронта П.П. Вечный и ряд других командиров были сняты с должностей, а
Козлов и Шаманин были понижены в звании. Л.З. Мехлис был снят с
должности заместителя наркома обороны и начальника Главного
политического управления Красной Армии и понижен в звании до корпусного
комиссара.
Генерал Козлов пытался опротестовать принятое в отношении его решение.
Свидетелем его разговора со Сталиным стал Рокоссовский. Оправдываясь,
Козлов говорил, что «он делал всё, что мог, чтобы овладеть положением,
приложил все силы...» Сталин спокойно выслушал его, не перебивая. Слушал
долго. Потом спросил: «У вас всё?» — «Да». — «Вот видите, вы хотели
сделать всё, что могли, но не смогли сделать того, что были должны
сделать». В ответ на эти слова, сказанные очень спокойно, Козлов стал
говорить о Мехлисе, что Мехлис не давал ему делать то, что он считал
нужным, вмешивался, давил на него, и он не имел возможности командовать
из-за Мехлиса так, как считал необходимым.
Сталин спокойно остановил его и спросил: «Подождите, товарищ Козлов!
Скажите, кто был у вас командующим фронтом, вы или Мехлис?» — «Я». —
«Значит, вы командовали фронтом?» — «Да». «Ваши приказания обязаны были
выполнять все на фронте?» — «Да, но...» — «Подождите. Мехлис не был
командующим фронтом?» — «Не был...» — «Значит, вы командующий фронтом, а
Мехлис не командующий фронтом? Значит, вы должны были командовать, а не
Мехлис, да?» — «Да, но...» — «Подождите. Вы командующий фронтом?» — «Я,
но он мне не давал командовать». — «Почему же вы не позвонили и не
сообщили?» — «Я хотел позвонить, но не имел возможности». — «Почему?» —
«Со мною всё время находился Мехлис, и я не мог позвонить без него. Мне
пришлось бы звонить в его присутствии». — «Хорошо. Почему же вы не могли
позвонить в его присутствии?» Молчит. «Почему, если вы считали, что вы
правы, а не он, почему же не могли позвонить в его присутствии?
Очевидно, вы, товарищ Козлов, боялись Мехлиса больше, чем немцев?» «Вы
не знаете Мехлиса, товарищ Сталин», — воскликнул Козлов. «Ну, это,
положим, неверно, товарищ Козлов. Я-то знаю товарища Мехлиса. (В 1924—30
гг. Мехлис был помощником Сталина в аппарате Генерального секретаря
ЦК.— Прим. авт.). А теперь хочу вас спросить: почему вы жалуетесь? Вы
командовали фронтом, вы отвечали за действия фронта, с вас за это
спрашивается. Вот за то, что не осмелились снять трубку и позвонить, а в
результате провалили операцию, мы вас и наказали... Я считаю, что всё
правильно сделано с вами, товарищ Козлов».
Когда Козлов ушёл, Сталин повернулся к Рокоссовскому и, прощаясь с ним,
сказал: «Вот какой интересный разговор, товарищ Рокоссовский». Позже
маршал вспоминал: «Я вышел из кабинета Верховного Главнокомандующего с
мыслью, что мне, человеку, недавно принявшему фронт, был дан предметный
урок. Поверьте, я постарался его усвоить».
Помимо Козлова, в течение войны за провалы в руководстве войсками со
своих командных постов было смещено немало других военачальников. В ходе
войны на смену им пришли новые командиры. Прежде чем они заняли свои
высокие посты, к ним тщательно присматривался И.В. Сталин.
Как вспоминал С.М. Штеменко, летом 1949 года, когда он был на
сталинской даче, её хозяин стал рассуждать о причинах победы Советской
страны над гитлеровской Германией. Сталин говорил: «Война — суровое
испытание. Она выдвигает сильных, смелых, талантливых людей. Одарённый
человек покажет себя на войне за несколько месяцев, на что в мирное
время нужны годы. У нас в первые же месяцы войны проявили себя
замечательные военачальники, которые в горниле войны приобрели опыт и
стали настоящими полководцами». По словам Штеменко, Сталин «начал на
память перечислять фамилии командующих фронтами, армиями, флотами, а
также партизанских вожаков».
«А в тылу? — продолжал Сталин. — Разве смогли бы сделать другие
руководители то, что сделали большевики? Вырвать из-под носа неприятеля
целые фабрики, заводы, перевезти их на голые места в Поволжье, за Урал, в
Сибирь и в невероятно тяжёлых условиях в короткое время наладить
производство и давать всё необходимое фронту! У нас выдвинулись свои
генералы и маршалы от нефти, металлургии и транспорта, машиностроения и
сельского хозяйства. Наконец, есть полководцы науки». Штеменко писал:
«Не торопясь, без запинки он стал называть фамилии учёных, деятелей
промышленности, сельского хозяйства». Все эти люди, сражавшиеся на
фронтах войны или работавшие на фронт в тылу, были, как правило, лично
знакомы со Сталиным и участвовали в совещаниях, на которых
разрабатывалась стратегия Победы.
Но Сталин вспоминал и тех, кто не заседал в кремлёвских кабинетах. По
словам Штеменко, Сталин сказал: «На Гитлера работали сотни тысяч людей,
вывезенных в Германию и превращённых, по существу, в рабов. И всё-таки
он не смог в достатке обеспечить свою армию. А наш народ сделал
невозможное, совершил великий подвиг. Таков был итог работы коммунистов
по строительству Советского государства и воспитанию нового человека…
Вот вам и ещё одна причина нашей победы!»
Сталин знал, что Победа была бы невозможна без героических усилий
миллионов советских людей. Личный же успех Сталина как Верховного
Главнокомандующего был обеспечен беззаветной поддержкой советским
народом сталинского курса на Победу над жестоким врагом.
Источник:
Комментариев нет:
Отправить комментарий